Москва навсегда. О нелюбви и не только - Сергей Жарков

Крайнов с Золотаревым сидели в Макдональдсе на Пушкинской друг против друга, доедая картофель фри и бутерброды. Десятки людей, счастливых от встречи с американским фастфудом, в поисках свободных столиков кружили по ресторану.

Поев Крайнов, не спеша потягивал «Кока-колу» через трубочку, Золотарев, сняв пластмассовую крышку, пил черную газированную воду из стаканчика.

– Как тебе Москва, Владимир? – спросил Крайнов.

– Как сказать, привыкаю помаленьку. Ритм города совсем другой. Первое время не понимал, что вокруг меня происходит. В Томске все по-другому.

Все тихо и размеренно. Здесь, успеваешь сделать то же, что и там, у себя, – Золотарев неопределенно махнул головой. – Но в какой-то суете. Все куда-то бегут с безумными лицами, а погода…

Золотарев глянул в огромное, витражное стекло американского ресторана, за которым набухала, набирала силу слякотная московская зима.

– Солнца не видно. Вроде и морозов нет, а ветер дунет, продрогнешь почище чем у нас в Сибири. И посмотри на народ, зима, а никто не носит шапки, – не стесняясь, открывая большие зубы усмехнулся он, показывая маленькой ладонью на искривленные холодной изморозью московские лица, бегущих по Пушкинской площади людей. – Главное в аспирантуру поступил и в общагу заселился, теперь буду дальше смотреть.

– Но в целом, – он на секунду задумался, что сказать. – Это мой город, мне здесь нравится, – усмехнулся он. – А ты как?

– Я недавно работу поменял, перешел в интернет-компанию, РБСИ, слышал такую? – Андрей посмотрел на Золотарева. Тот отрицательно мотнул головой. – Пишу аналитические справки по региональной российской экономике. В РБСИ все по-другому, молодые грамотные ребята, от них получаешь драйв, заряжаешься энергией, и вообще за интернетом, в принципе будущее, как я вижу.

– Я тоже собираюсь работу начать искать. На одной стипендии в 500 рублей в месяц, в Москве не проживешь. В Москве в принципе надо работать, учиться хорошо было у себя, в Томске, там идеальное место для того, чтобы вырасти, отучиться, а дальше… надо было в столицу двигаться.

– Уже прикидывал, куда пойдешь? – спросил Крайнов.

– Посмотрю, куда получится устроиться… На выборах 96-года работал у одного томского кандидата в штабе. Потом у него же помощником в Томске. Попробую по этой линии, к своим, а дальше как сложится. Но в Москве главное, как я понимаю, на месте не сидеть.

– Это да.

– А ты как, Андрей, снимаешь комнату или квартиру? Ты в прошлый раз, когда на ВДНХ познакомились, говорил, что у своего земляка живешь?

– Давно съехал от него, и квартиру уже не снимаю. Недавно к одной девчонке переехал, у нее живу, – Золотарев понимающе кивнул головой, молча глянул на Крайнова.

– Москвичка, – закончил тот.

– Понятно… и как у вас?

– Весной собираемся расписаться.

– О, все серьезно?!

– Посмотрим, как будет. У нее квартира своя, да и с головой дружит, московской жизни меня учит, – усмехнувшись добавил Крайнов.

Парни заулыбались сказанному.

– А я на аспирантскую стипендию личную жизнь не скоро налажу…

– Смотря кого, искать будешь, – ответил Крайнов.

– Что верно, то верно, согласился Золотарев.

Он поднялся на лифте на 11-й этаж общежития, в комнату 1111, в которую его заселили и в которой он должен был жить вместе с аспирантом-астрономом. До 22 лет Золотарев прожил вместе с родителями, один раз только, поссорившись с отцом, ушел к своему университетскому другу Сане Жилину, снимавшему комнату в частном деревянном доме в Заисточье. Был майский вечер, Татарская слобода жила своей спокойной вечерней лениво-умиротворенной жизнью. По лужайкам болтались сонные псы, лениво разевавшие пасти на незнакомого, занесенного из верхнего города парня, и, не находя в себе сил тявкнуть в его сторону, пропускали мимо себя в сторону тупичка с домом, где проживал Жилин. На деревянной лавочке, перед калиткой в жилинский двор сидел хозяин дома – дядя Леша по кличке Купол.

– Аа, Володька, привет! Ты к Сашке? Дома он, дома, – приветствовал Золотарева Леша-Купол. – Опять какую-то хрень, мать ее, заумную читает. Звал его на рыбалку, как раз солнце на закате хорошее, – кивнул Леша в сторону бронзового шара, падавшего за Томь. Леша-Купол сидел во фланелевых трико, с голым торсом, серые волосы, зачесанные назад, топорщились вокруг залысины, в глазах мелькал бедовый огонек…

– Да, поживи, Володя, конечно, только Лешу-Купола надо предупредить, – на вопрос друга ответил Жилин.

– Сидит на лавочке у ворот.

– Он замучил меня сегодня, не дает дипломной нормально позаниматься, мне через десять дней Васильевой сдавать, а у меня ничего не написано!

– Конечно! Живите, други! – воскликнул Леша-Купол на вопрос Жилина. – Но это дело обязательно надо обмыть! Без бутылки никак!

Жилин, театрально пожав плечами, глянул снизу на Золотарева и развел руками: – Вот что с этим человечищем делать, Володя, придется пить…

Золотарев вспомнил этот эпизод из десятидневной самостоятельной жизни. Как все сейчас пойдет, в Москве, после того, как он съехал от родной тетки, поступив в аспирантуру. Главное, он уже понял для себя, в Москве – это работа. Без нее в Москве нет смысла жить…

Найти работу ему помогла родная тетка, устроившая племянника в Институт Востока. В общежитии он стал общаться с двумя соседями с десятого этажа, биологом Мишей Зваричем и юристом Зауром Тотевым. Золотарев познакомился и с одной из соседок, Элей, жившей на одном этаже с ним, через комнату. Это была симпатичная русоволосая девушка с большими, чуть раскосыми серыми глазами. Они разговорились в лифте.

– О, ты только начал учиться, уже на работу устроился? – отметила Эля, узнав, откуда он возвращается. – А ты интересный, заходи в гости, я в 1113-й живу.

Часто по вечерам парни, купив пиво, собирались у Золотарева в комнате, сосед которого, астроном, неделями пропадал в своем институте, обсуждали политику, рассказывали о своих институтах, городах. В конце декабря, накануне новогодних праздников, друзья собрались перед отъездом на Новый год домой у Золотарева. Купив водки, заговорили про женщин, грошовые аспирантские стипендии, допив бутылку, недовольные разговором и друг другом, разошлись по комнатам.